– Ты точно знаешь это, Пирли? Или просто подозреваешь?
Она пожимает плечами.
– Какое это имеет значение?
– В суде это будет иметь очень большое значение.
Она снова презрительно фыркает, как будто выплевывая воздух.
– Тебе не удастся заставить доктора Киркланда предстать перед судом. Он слишком умен и слишком богат. Такие мужчины, как он, не попадают в тюрьму. Тебе пора бы уже понять это, девочка моя.
– Времена изменились с тех пор, как ты была молодой, Пирли.
С ее губ слетает вымученный смех.
– И ты в это веришь?
– Да.
– Тогда ты совсем не такая умная, как я считала.
Цинизм Пирли приводит меня в бешенство. Если бы все женщины были такими, мы до сих пор оставались бы бессловесными рабынями, движимым имуществом, а не полноправными гражданами. С другой стороны… По сравнению с ней я выросла в намного более благополучном и привилегированном мире.
– Ты так и не ответила на мой вопрос, Пирли. Для чего тебе понадобилось вчера съездить на остров?
Плечи у нее бессильно опускаются.
– Пару лет назад одна семья поразительно быстро, чуть ли не бегом уехала с острова. Я услышала об этом позже. У них был ребенок, девочка четырех лет. Они просто собрали вещи и уехали, не сказав никому ни слова. Я хотела узнать, не из-за доктора ли Киркланда они поступили таким образом.
– Ты узнала что-нибудь?
Она глубоко затягивается сигаретой, как будто впитывает божественный нектар, потом надолго задерживает дым в легких и наконец выдыхает его длинной голубоватой струйкой.
– Нет, – отвечает она наконец. – Никто не захотел говорить со мной об этом. Они все напуганы.
– Это была единственная причина, которая заставила тебя поехать туда?
Она обращает на меня взгляд своих темных глаз, и я наконец ощущаю всю силу ее природной, инстинктивной интеллигентности. Пирли привыкла скрывать свой острый ум и сообразительность, такой ее воспитали. Но гибель моей тети – одной из ее «девочек» – вызвала тектонические сдвиги в душе старой женщины, и Пирли Вашингтон уже никогда не будет такой, как прежде.
– Я думаю, что смерть миссис Кэтрин не была случайной, – шепотом произносит она. – Я всегда придерживалась такого мнения.
Подобное заявление потрясает меня до глубины души.
– Ты хочешь сказать, что бабушку Кэтрин убили? Этого просто не может быть. Люди видели, как она упала в реку.
– Правда? – Глаза Пирли блестят в темноте. – Она была совсем одна, когда погибла. Вот только в самом ли деле она упала? И я не очень верю в то, что этот песчаный обрыв рухнул в реку. Миссис Кэтрин практически выросла на острове ДеСалль. И ты думаешь, что она встала бы на опасный обрыв, как какая-нибудь городская дурочка, и ничего не заметила? Нет, девочка моя. Как мистер Люк после войны никому не позволил бы тайком подобраться к себе, так и она никогда бы не сделала подобной глупости. Я думаю, что в конце концов миссис Кэтрин узнала нечто настолько плохое, что просто не смогла с этим жить. Если бы она обратилась в полицию, то навсегда опозорила бы доброе имя своей семьи. А так… Дети ее уже выросли… Мне кажется, она просто не видела, что еще можно сделать, и предпочла умереть. Я думаю, она сама решила утопиться, девочка моя.
Самоубийство? И семидесятипятилетняя женщина решилась на такой шаг?
– Что, по-твоему, она могла увидеть, Пирли?
Пожилая женщина еще ниже опускает голову.
– Несколько лет назад, убирая в кабинете доктора Киркланда, я нашла несколько фотографий.
У меня перехватывает дыхание.
– Что за фотографии?
– Такие, которые не стоит носить на проявку в фотоателье.
– Полароидные снимки?
Она кивает.
– И кто был снят на них?
– Ты и мисс Энн.
Лицо у меня горит.
– Что мы делали?
– Купались. В чем мать родила.
– Вдвоем?
– Нет. Должно быть, фотографии были сделаны с разницей в двадцать лет. На снимках вам обеим, наверное, не больше трех лет, и обе голенькие, как в тот день, когда вы только появились на свет. Вы плескались в каком-то плавательном бассейне. Если бы эти фотографии лежали с другими, я бы и не подумала ничего плохого. – Пирли выразительно поднимает палец, ноготь на котором накрашен ярко-красным лаком. – Но они лежали отдельно… И столько лет было между ними… Меня прямо как морозом обожгло. Как будто дьявол прошелся по моей могиле.
– Ты думаешь, бабушка тоже нашла эти фотографии?
– Что-то она нашла, это несомненно. В последний месяц перед смертью миссис Кэтрин буквально ни с кем не обмолвилась ни словом. В глазах у нее было отсутствующее выражение. Безнадежность.
– Пирли, я обнаружила несколько фотографий обнаженных детей, спрятанных в амбаре. В вещах папы.
Она выглядит потрясенной.
– Мистер Люк держал у себя такие картинки?
– Да. Но теперь, когда я знаю то, что знаю, думаю, он поступил так же, как и ты. Он нашел несколько подобных фотографий у деда. И оставил их у себя. Держу пари, он собирался предъявить их деду и потребовать объяснений. Может быть, именно они и стали причиной того, что он решил заглянуть в мою комнату в ночь своей гибели.
– Я искала и другие подобные фотографии, – признается Пирли, – но пока что ничего больше не нашла. Боже, сколько несчастья принес этот человек! Он болен, вот что я тебе скажу.
Я встаю из-за стола и раздвигаю занавески на окне кухни. Передо мной, величественный и молчаливый, подобно королевской усыпальнице, возвышается Мальмезон.
– Он больше не причинит вреда детям, – негромко говорю я. – Сегодня я положу этому конец.