– Если я не попаду туда, меня арестует ФБР.
Пирли качает головой.
– Ну что же, в таком случае делай то, что должна. Джесси отвезет меня на остров.
– Тебе нужно в больницу, Пирли.
На лице у нее появляется пренебрежительное выражение.
– Мне нужен хороший глоток виски, только и всего.
Возвращается Джесси, держа в руке маленький серебряный ключик.
– Хотите, я избавлю вас от браслетов?
Я поворачиваюсь спиной, и он снимает с меня наручники. Потирая запястья, чтобы восстановить кровообращение, я возвращаюсь к машине и достаю с заднего сиденья свои джинсы.
– Тетя Пирли сказала, что вам нужно в Новый Орлеан, – говорит Джесси, подходя ко мне.
– Правильно.
– И как вы собираетесь попасть туда?
– Хочу взять один из грузовиков на острове.
Он явно чувствует себя не в своей тарелке.
– А доктор Киркланд знает об этом?
– Нет, не знает, – раздается из-за его спины сердитый голос Пирли. – И не узнает.
Джесси оборачивается к своей тетке. Она стоит подбоченясь и смотрит на него с таким выражением, с каким смотрела бы, наверное, на непослушного сорванца-мальчугана лет этак семи.
– Джесси Форд Биллапс, – говорит она, – ты собираешься и дальше прислуживать человеку, который избил тебя до полусмерти бог знает сколько лет назад? Или ты поможешь этой девочке сделать доброе дело?
Он тяжело вздыхает.
– Черт возьми, тетя Пирли! Я не знаю, что…
– Что ты сказал? – Пожилая женщина грозит Джесси пальцем. – Не смей ругаться в моем присутствии, мальчишка! Если бы твоя мама была жива, она прочистила бы тебе мозги. Ну-ка, пошевеливайся. Сейчас же.
Джесси Биллапс, ветеран войны и бригадир острова ДеСалль, послушно кивает, признавая свое поражение.
– А с этим что делать? – спрашивает он, указывая на Билли Нила.
Пирли презрительно морщит нос.
– Оставь это отребье стервятникам. Им тоже надо чем-то питаться.
– Расскажи мне о зубах еще раз, – просит Шон.
Мы сидим за кухонным столом в моем доме на озере Понтшартрен, сидим так, как много раз сидели раньше. Перед нами на столе выложены в ряд одиннадцать фотографий. Возраст женщин на снимках колеблется от девятнадцати до сорока шести лет – женщин, которые, как мы считаем, с наибольшей вероятностью входят в состав «группы X». Мы выбрали их из тридцати семи других женщин в возрасте от двух до семидесяти восьми лет – родственниц жертв убийцы НОУ. Мы остановились на них, обсуждая возможные кандидатуры по телефону, пока я ехала в Новый Орлеан от острова ДеСалль. А в середине ряда, с пятью фотографиями женщин по обе стороны, лежит снимок той, кого я считаю убийцей шестерых мужчин.
– Зубы, – напоминает мне Шон. – Ты что, спишь, Кэт?
Я разворачиваюсь от стола к темно-синему квадрату венецианского окна. За ним быстро сгущаются сумерки.
– У нас у всех во рту живет великое множество бактерий, – бормочу я. – Самыми распространенными являются Streptococcus mutans, вырабатывающие кислоту, которая и образует каверны в зубах.
Шон постукивает по столу желтым маркером.
– А в культуре слюны, взятой из следов укусов на теле Квентина Баптиста, эти бактерии отсутствуют?
– Правильно. По прошествии двадцати четырех часов мы не видим никаких признаков роста. Это очень необычно.
– А не мог кто-нибудь, собирая образцы слюны, допустить ошибку?
– Раны обрабатывал не какой-нибудь недотепа, Шон. Этим занимался судебно-медицинский эксперт ФБР. Мы должны исходить из предположения, что он добросовестно выполнил свою работу.
– Мне не нравятся предположения.
Я перевожу взгляд на Шона и стараюсь, чтобы голос мой звучал ровно и спокойно.
– Мне тоже. Потому что именно такого рода предположение и не позволило мне еще вчера вычислить убийцу. Когда Кайзер в первый раз показал мне лабораторный отчет, надо было сразу обратить внимание на бактерии. Мне, конечно, пришла в голову пара возможностей – например, что этот человек может принимать антибиотики, – но в тот момент я думала о другом. Я только что узнала, что моя тетя покончила жизнь самоубийством, и я пыталась удрать из здания ФБР. Кроме того, я знала, что слюна могла принадлежать человеку, не имеющему зубов, но возможность того, что это ребенок… Я просто автоматически исключила ее. Я хочу сказать, что мы имеем дело с серийными убийствами. И шестимесячный ребенок как-то не вписывается в общую картину. В результате я ощущаю себя круглой идиоткой. В последние дни на меня свалилось слишком много. Воздержание от алкоголя, отказ от приема лекарств, валиум…
Беременность, – мысленно добавляю я.
– Так что, только увидев пускающего слюни ребенка на похоронах, я сумела сложить все кусочки головоломки вместе.
– И поэтому ты решила, что это она? – спрашивает Шон, постукивая по фотографии в центре ряда, на которой изображена темноволосая девушка двадцати двух лет от роду. – Эванджелина Питре?
– Это точно она, Шон.
Эванджелина Питре является дочерью Квентина Баптиста, убитого детектива из отдела по расследованию убийств, жертвы номер шесть.
– Во время случайной встречи в похоронном бюро у меня в голове возникла ассоциация между слюной и новорожденными детьми. После этого все было просто, я шла путем исключения. Я знала, что ни у кого из родственниц убитых не было сыновей младше восемнадцати месяцев от роду. Но Кайзер сказал мне, что одна из дочерей Баптиста работает в Центре дневного ухода за детьми дошкольного возраста. Единственный вопрос заключался в том, есть ли в этом Центре грудные дети мужского пола, которым еще не исполнилось шести месяцев, поскольку как раз в этом возрасте и начинают резаться зубы. Я убедилась в этом, позвонив в Центр после того, как уехала с острова. Но и до этого я не сомневалась в своих рассуждениях, Шон. Я просто знала, что права, и все тут.