Кровная связь - Страница 195

195

Кайзер ошарашил меня известием о том, что доктор Малик завещал мне все видеопленки и рабочие материалы своего документального фильма. К их числу относились и истории болезней пациентов, и его личные записи, сделанные во время лечения, которые были обнаружены в Билокси, штат Миссисипи, в доме третьего мужа моей тети Энн. Как только с этими материалами закончит работу Управление полиции Нового Орлеана, их доставят мне. Я намерена просмотреть их и закончить работу, начатую Маликом. Я не стану включать в этот фильм заснятые на пленку сцены убийств, но приложу все силы, чтобы объяснить мотивацию действующих лиц.

В тот день, когда меня выписывали из больницы университета Тулейна, я узнала, что здесь лежит и Маргарет Лавинь. Я попросила санитарку отвезти меня в инвалидной коляске на ее этаж и оставить одну в ее палате. Маргарет лежала в коме, укрытая белой простыней, подсоединенная к множеству мониторов и трубок. Инсулин, который она ввела себе в вену, превратил ее мозг в бесполезное скопление серого вещества. Джон Кайзер сообщил мне, что, скорее всего, мать Лавинь на следующей неделе отдаст распоряжение об отключении системы жизнеобеспечения дочери. Я держала руку Маргарет в своей, думая о предсмертной записке, которую она оставила, и о том ужасе, который должна была почувствовать, когда поняла, что обрекла на смерть невинного человека. Подобно мне, она оказалась не в состоянии поверить в то, что ее изнасиловал отец. И вместо этого ошибочно обвинила в надругательстве над собой отчима. Я очень рада тому, что в своем случае я оказалась права, но ведь с такой же легкостью могла и ошибиться.

Первыми я посетила похороны Натана Малика.

Психиатр завещал кремировать себя, так что это, по сути, была мемориальная служба, состоявшаяся в парке Нового Орлеана. На ней присутствовали около пятидесяти человек, большей частью женщины. Впрочем, я заметила и нескольких мужчин, явно ветеранов войны во Вьетнаме. Буддийский монах нараспев затянул песнопение, потом произнес несколько молитв, и все возложили цветы к урне.

Вторыми по счету были похороны Энн, и состоялись они в Натчесе.

Майкл Уэллс отвез меня в похоронное бюро МакДонахью, помог пересесть в инвалидное кресло, а по окончании службы подвез меня на кладбище, где и прошли похороны. Пока священник тянул общепринятую элегию, я сидела на местах, зарезервированных для членов семьи, и думала о пленке Натана Малика, посвященной Энн. Мини-кассета, которую я незаметно вытащила из коробки в доме Энджи Питре, проделала весь путь до больницы в моей сумочке. Я одолжила по этому случаю камкордер, портативную видеокамеру со встроенным видеомагнитофоном, но смогла просмотреть только первые десять минут, на большее у меня не хватило сил. Энн пришлось пережить намного больше, чем всем нам. По какой-то причине во время сексуальных домогательств она не могла прибегнуть к диссоциации. Она чувствовала, переживала и помнила насилие во всех его тошнотворных подробностях. Главной ее заботой было защитить младшую сестру – мою мать. И хотя ей не удалось достичь цели, она сделала все, что было в ее силах. Она старалась увлечь деда к себе в комнату всякий раз, когда чувствовала, что он готов переключить свое внимание на ее сестру. Но Энн пыталась защитить не только Гвен. Причина, по которой она в течение стольких лет хранила молчание, была проста: дедушка пригрозил, что если она когда-нибудь расскажет о том, что он с ней делал, он убьет и ее сестру, и ее мать. Энн не сомневалась, что он осуществит свою угрозу. Она лучше всех нас знала, что он способен на убийство.

Третья церемония – та самая, неожиданная – состоялась через день после похорон Энн.

Сегодня.

Я не поехала в похоронное бюро. Я попросила Майкла отвезти меня прямо на кладбище, где остановилась у свежей могилы Энн. Я смотрела на холмик сырой земли и думала о том, могла ли я как-то предотвратить ее самоубийство. Майкл уверяет меня, что я ничего не могла сделать, и я изо всех сил стараюсь ему поверить. За несколько минут до появления похоронной процессии Майкл перевез мое кресло туда, откуда я могу наблюдать за службой, оставаясь незамеченной.

И вот я сижу и смотрю.

Вереница роскошных машин позади черного катафалка кажется бесконечной, она тянется подобно кортежу злодейски убитого президента. Хотя, собственно, чему я удивляюсь? Доктор Уильям Киркланд был состоятельным, влиятельным, могущественным и уважаемым человеком, столпом общества.

Моя мать намеревалась организовать скромные похороны, но в конце концов уступила пожеланиям исполненных благих намерений друзей, которые настояли на роскошной церемонии, включая панегирики и надгробные речи, которые должны были произнести мэр, генеральный прокурор и губернатор штата Миссисипи.

Все усиленно делали вид, что смерть моего деда произошла в результате несчастного случая. Тот факт, что он свалился с моста, ведущего на остров ДеСалль, в ясный полдень и при ярком солнечном свете, похоже, ускользнул от всеобщего внимания. Несколько человек мимоходом упомянули о том, что недавно Уильям Киркланд перенес «удар» (который на самом деле случился больше года назад) и вспомнили, что лечащий врач запретил ему водить машину. Якобы безвременная кончина водителя, Билли Нила, заставила моего деда сесть за руль и поехать на остров ДеСалль, чтобы разобраться с неотложными хозяйственными проблемами…

Правда же выглядит намного проще.

Мой дед покончил с собой. Он знал, что грязная тайна его жизни вот-вот станет достоянием общественности. Он знал, что всей его власти и денег будет недостаточно для того, чтобы не дать одной из его жертв – мне – раскрыть миру его порочность и извращенность. И его гордость не смогла этого вынести. Вероятно, он считал, что выбрал себе смерть, достойную мужчины, в некотором смысле даже благородную. Но я-то знаю, кем он был на самом деле. Он был тем, кем однажды, когда я была еще маленькой, назвал моего отца. Слабаком. Когда все было сказано и сделано, Уильям Киркланд, доктор медицины, оказался трусом.

195