Кровная связь - Страница 71

– Если бы люди знали, что на самом деле думают и делают остальные, то в тюрьме не осталось бы свободных мест. И, наверное, не осталось бы ни одной семьи, которая не пострадала от этого. Семей как таковых вообще не осталось бы, если на то пошло. Особенно черных семей.

– Я хочу знать правду, Пирли. Я не хочу, чтобы меня оберегали и защищали. Я не хочу, чтобы мне лгали. Мне нужна правда, какой бы горькой она ни была.

– Ты не понимаешь, о чем говоришь, девочка моя. Тебе кажется, что ты знаешь, но это не так.

Я беру ее за руку.

– Тебе известно все, что когда-либо происходило в этой семье Что еще ты скрываешь от меня?

– Ничего не скрываю! Доктор Киркланд все сделал правильно в ту ночь. Ничего хорошего не вышло бы, если бы все начали говорить, что тебя могли изнасиловать. Пожилые белые дамы злорадствовали бы и перешептывались, стоило тебе показаться им на глаза. Ни к чему тебе было это клеймо. Во всяком случае, не в таком маленьком городке, как наш.

– Мне плевать, что подумают люди! И раньше, и сейчас, и потом. И ты это знаешь.

Пирли кивает.

– Ладно, ты сильная девочка. И всегда была такой. Но даже тебе такой скандал и даром не нужен. А теперь давай вернемся в дом. Единственный ключ от амбара хранится у доктора Киркланда, а он уехал на встречу. Тебе придется подождать его, чтобы попасть внутрь.

Я вздрагиваю от неожиданности, когда мой сотовый начинает наигрывать мелодию группы U2. Это Шон. Мой первый порыв – не отвечать на его вызов, но потом что-то заставляет меня передумать.

– В чем дело? – спрашиваю я.

– Сядь, если стоишь, – грубым с похмелья голосом хрипит Шон. – Сегодня в восемь часов утра Натан Малик предоставил полиции список своих пациентов.

Я не могу в это поверить. Не может быть, чтобы человек, сидевший в концентрационном лагере в качестве пленника красных кхмеров, сломался после одной-единственной ночи, проведенной в окружной тюрьме.

– Он уже вышел на свободу?

– Угу. Как и ты, мы решили, что это выглядит подозрительно. С чего бы это Малик из принципа сначала отправился в тюрьму, а потом взял и раскололся? Такое впечатление, что он хотел привлечь к себе внимание, а добившись желаемого, отступился. В общем, Кайзер вдруг сообразил, что без историй болезней и записей Малика мы не можем быть уверены, что список пациентов, который он нам передал, полный. Поэтому он добился постановления суда, разрешающего нам сравнить этот список с файлами в компьютере Малика. Угадай с трех раз, что мы нашли. Там вообще не было никаких записей. Кто-то успел стереть всю информацию с жестких дисков в его офисе.

В это я могу поверить.

– Данные еще можно восстановить. Вам нужно…

– Ты не слушаешь меня, Кэт. Данные стерты. Полностью. Специалисты из ФБР говорят, что так мог сделать только тот, кто действительно разбирается в компьютерах.

– Малик и сам мог с этим справиться.

– Подожди минутку… Мне нужно бежать, Кэт. У нас начинается запарка. Я скучаю по тебе.

Он заканчивает разговор, и я остаюсь полностью оторванной от прежней жизни.

– Плохие новости? – интересуется Пирли.

– Не очень хорошие, – отвечаю я, раздумывая над тем, есть ли в списке, который предоставил полиции Малик, хотя бы один его нынешний пациент.

Я неохотно поворачиваюсь спиной к амбару и поднимаюсь вслед за Пирли по склону.

Когда мы добираемся до парковочной площадки, из розового сада выходят моя мать и тетя Энн. Обе катят на колесиках одинаковые чемоданы марки «Луи Виттон». Издалека их можно принять за близнецов, но, подойдя ближе, я вижу, что возраст оставил на лице тети свои отметины. Она всего на четыре года старше моей матери, но ей пришлось дорого заплатить за страсть к алкоголю и годы бурной жизни. Одна моя приятельница из Натчеса издала книгу о ее невезучем семействе, где написала: «Красивые женщины похожи на дома с привидениями». Мне всегда приходит на память эта фраза, когда я вижу тетю Энн. Когда она была совсем молоденькой, мальчишки всегда провожали ее домой. Классические черты делали ее красавицей не только по меркам маленького городка. Похоже, однако, красота принесла ей больше неприятностей, чем счастья, и к пятидесяти годам от нее не осталось и следа. Сейчас щеки Энн обвисли на высоких скулах, некогда вызывавших зависть у подружек, подобно обтрепанным парусам на гнилых мачтах дряхлого парусника. Глядя на паутину прожилок и вен, украшавших ее лицо, я невольно подношу руку к собственной физиономии, сознавая, что наступит день, когда тайное пьянство потребует с меня такую же плату.

– Что это вы делали у излучины реки? – интересуется мать. – Там же столько комаров, что они сожрут вас живьем.

– Мы смотрели на амбар, – отвечаю я. – Я хотела взглянуть на папины работы.

Улыбка на лице матери гаснет.

– Теперь они хранятся под замком.

Энн ставит чемодан, подходит ко мне и крепко, по-сестрински, обнимает. Ее объятие ничуть не похоже на небрежную мимолетную ласку матери. Потом она отступает на шаг и смотрит мне в глаза. У нее они голубые, как у деда, и почти такие же проницательные.

– Если бы я знала тебя хуже, Кэт, то решила бы, что ты плакала.

Я качаю головой, думая про себя, известно ли Энн, где на самом деле умер мой отец.

– Отлично. Оставь слезы мне. Как тебе живется в Новом Орлеане?

– Нормально. У меня все хорошо.

Она кивает, хотя невооруженным взглядом видно, что она мне не верит.

– Ты встречаешься с кем-нибудь из славных представителей сильного пола?

– Да, у меня есть поклонник.

– Он красив?