Да. Но я не собираюсь устраивать сцену прямо здесь. Не сейчас. Я не хочу, чтобы все было вот так. Даже я иногда верю в сказку, а здесь, на этой мокрой улице, где совсем недавно произошло убийство, ей не место.
– Я не могу тебе рассказать об этом, – отвечаю я. Это все, на что я способна.
В его зеленых глазах вспыхивает немая мольба. Иногда они – я имею в виду его глаза – бывают очень выразительными.
– Мы должны поговорить, Кэт. Сегодня же вечером.
Я не отвечаю.
– Я приеду так скоро, как только смогу, – обещает он.
– Хорошо, – соглашаюсь я, зная, что это единственный способ убраться отсюда. – Вон там капитан Пиацца.
Шон резко поворачивает голову налево.
– Где?
Еще один удар ножом в сердце.
– Мне показалось, я только что видела ее. Тебе лучше вернуться.
Он пожимает мне руку, потом открывает дверцу «ауди» и помогает мне забраться внутрь.
– Смотри, поезжай осторожно, не попади в аварию.
– Не волнуйся за меня.
Вместо того чтобы уйти, он просовывает голову в раскрытую дверцу, берет меня за левое запястье и заявляет с подкупающей искренностью:
– Я действительно беспокоюсь о тебе. Что случилось? Я знаю, что-то произошло. Проклятье! Скажи мне!
Я запускаю мотор и медленно отчаливаю от тротуара, не оставляя Шону иного выбора, кроме как отпустить мою руку.
– Кэт! – кричит он мне вслед, но я закрываю дверцу и уезжаю, а он остается на мокром тротуаре и смотрит на хвостовые стоп-сигналы моей машины.
– Я беременна, – говорю я наконец. Правда, уже слишком поздно.
За две мили от своего дома на озере Понтшартрен я вдруг понимаю, что не хочу ехать туда. Я боюсь, что стены начнут смыкаться вокруг меня, как удушающие объятия, и я как сумасшедшая буду метаться по сжимающимся комнатам до тех пор, пока в гараж не заедет Шон и не опустит дверь пультом дистанционного управления. И каждое слово, которое он мне скажет, будет доноситься до меня сквозь тиканье часов, неумолимо отсчитывающих время, оставшееся до того момента, когда ему придется возвращаться домой к своей жене и детям. А сегодня ночью я решительно этого не вынесу.
Обычно, отработав свое на месте преступления, я останавливаюсь у магазина и покупаю бутылку водки. Но только не сегодня вечером. Крошечное сосредоточение клеток, растущее внутри меня, – единственная чистая вещь в моей жизни, и я не намерена причинять ей вред. Даже если альтернативой станет белая горячка и комната с обитыми резиной стенами. Это единственное, в чем я уверена в данную минуту.
Поначалу я решила резко и навсегда завязать с выпивкой, небезосновательно полагая, что так будет лучше для ребенка. Через двадцать часов после совершения этой чудовищной ошибки меня трясло так, что я не могла расстегнуть «молнию» на джинсах, чтобы сходить в туалет. Еще через пару часов мне начали повсюду мерещиться змеи. Маленькая гремучая змейка в углу кухни, свернувшаяся смертельным клубком. Толстый водяной щитомордник, свисающий с папоротника в декоративной кадке в гостиной. Королевский аспид безумно яркой раскраски, нежащийся на солнце за стеклянными дверями в спальню. Все они смертельно опасны, все хотят бесшумно подползти ко мне, вонзить зубы в мою плоть и не отпускать до тех пор, пока последняя капелька яда не попадет в мою кровь.
Здравствуй, делириум тременс, белая горячка, или белочка…
Моя решимость «завязать» резко и бесповоротно ослабела. Я перерыла все свои медицинские справочники, которые сообщили, что первые двое суток после прекращения приема алкоголя будут самыми тяжелыми. Специалисты-наркологи прописывают в таких случаях валиум, способный притупить физические болевые симптомы, пока пагубная привычка не излечивается на физиологическом уровне. Вот только валиум может привести к развитию «волчьей пасти» у плода, причем вероятность возникновения уродства зависит от дозировки и длительности применения лекарства. С другой стороны, полноценная белая горячка способна вызвать сердечный приступ, апоплексический удар и даже смерть матери. Так что пресловутого выбора из двух зол у меня на самом деле не было. Я знакома с доброй дюжиной челюстно-лицевых хирургов, способных исправить «волчью пасть», но при этом не знаю ни одного, кто мог бы вернуть мертвеца к жизни. Когда королевский аспид пополз ко мне, я влезла на стол, позвонила в «Райт эйд» и выписала сама себе валиум в количестве, достаточном для того, чтобы продержаться в течение следующих сорока восьми часов.
Шины «ауди» протестующе визжат, когда я делаю резкий разворот на сто восемьдесят градусов и останавливаюсь у въезда на федеральную автостраду номер десять. Мимо меня, сердито гудя клаксонами, с ревом проносятся грузовики и легковые автомобили. Час езды по автостраде номер десять приведет меня в Батон-Руж. А оттуда шоссе номер шестьдесят один, следуя изгибам реки Миссисипи, – в городок Натчес, штат Миссисипи, где я родилась и выросла. Я много раз отправлялась в это путешествие, но так и не довела дело до конца. Сегодня вечером, однако…
«Родной дом… – шепчу я про себя. – Место, в которое тебя должны обязательно впустить, если ты приедешь туда, когда бы это ни произошло». Не помню, кто это сказал, но фраза всегда казалась мне уместной и удачной. Хотя на первый взгляд все обстоит не совсем так. Моя семья вечно умоляет меня приехать. А мать прямо-таки мечтает о том, чтобы я вернулась в дом, где прошло мое детство. (Слово «дом» в данном случае неуместно. Это целое поместье, достаточно большое, чтобы приютить меня и еще дюжину семейств). Но я никогда не смогу вернуться туда. Я даже не могу переехать обратно в Натчес. При этом я не знаю, почему. Это очень красивый городок, намного красивее и лучше Нового Орлеана. И уж во всяком случае намного более безопасный и мирный. И он влечет к себе многих, кто пытался покинуть его в разные годы.