Может быть, я совершаю самый глупый поступок в своей жизни, но я поворачиваюсь на сиденье лицом к окну. Я ожидаю, что он свяжет мне руки веревкой, которую я заметила на Пирли, но за спиной слышится негромкий лязг металла, и стальные обручи плотно обхватывают мои запястья.
Проклятье! Если я окажусь под водой с браслетами на руках, мне почти наверняка придет конец.
Билли вылезает из машины. На мгновение мне кажется, что он собирается вытащить Пирли из багажника, но он начинает расстегивать джинсы. Я отворачиваюсь, решив, что он намерен помочиться, но слышу лишь шуршание ткани. Потом он склоняется к открытой дверце.
– Эй! – окликает он меня. – Посмотри сюда.
Я поворачиваюсь. На нем черные плавки, и глаза у него сверкают.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я.
– А ты как думаешь? – Похотливая улыбка. – Я тоже хочу угоститься тем, что попробовал большой босс.
Он стягивает плавки и забирается в машину, поглаживая себя рукой и поудобнее устраиваясь на сиденье. Другой рукой он по-прежнему сжимает пистолет.
– У тебя между ногами есть славная маленькая штучка, верно? И после сегодняшнего дня она тебе больше не понадобится. Так давай воспользуемся ею в последний раз, ты не возражаешь? Никто ничего не узнает. Это будет нашей маленькой семейной тайной.
Сердце трепещет у меня в груди, как маленькая перепуганная птичка. Сковав мне руки наручниками, Билли Нил превратил меня в беспомощную маленькую девочку, какой я была, когда меня насиловал дед.
– Вытяни ноги на сиденье, – командует он. – Давай-ка снимем с тебя джинсы.
Я отчаянно трясу головой.
Блеск в его глазах становится ярче.
– Сейчас я вылезу из машины и всажу четыре пули в багажник.
– Ты ведь все равно убьешь ее.
– Верно. Но чем позже, тем лучше, правильно?
Я не знаю, что делать. Мои синапсы отказываются функционировать нормально.
– Это ведь совершенно в духе человеческой природы, – разглагольствует Билли, поглаживая себя, чтобы вызвать эрекцию. – Люди готовы на что угодно, лишь бы только прожить лишние пять минут. Нацисты прекрасно знали это. И пользовались этим, чтобы добиться своего. Вплоть до того момента, когда закрывали дверь в газовую камеру.
– Ты такой ярый поклонник нацистов?
Он смеется.
– Вытяни свои чертовы ноги.
Билли прав. Я хочу прожить каждую лишнюю секунду, которую смогу. Каждая секунда жизни – это еще один шанс спастись. Судьба сыграла со мной злую шутку. Всю жизнь я заигрывала с самоубийством, а теперь сижу и отчаянно стремлюсь заполучить хотя бы несколько дополнительных мгновений жизни, вдохнуть глоток воздуха и увидеть солнечный свет. Я жива только потому, что этот мужчина хочет заняться со мной сексом. А если я начну доставлять ему слишком много хлопот, он попросту пристрелит меня.
В улыбке Билли заметны симптомы маниакального психоза.
– Есть еще один вариант, о котором ты наверняка не подумала. Я могу сначала пристрелить тебя, а потом оттрахать. Ты ведь будешь еще тепленькая.
Во рту у меня становится сухо.
– Я, конечно, предпочел бы сделать все по-другому, но выбор за тобой.
Если он сначала выстрелит в меня, то я, по крайней мере, не узнаю, что меня изнасиловали. Я ничего не почувствую. Но тут на меня снисходит озарение: а мне в любом случае и не надо ничего чувствовать. Еще в детстве я научилась одному волшебному фокусу – диссоциации. Билли Нил может делать со мной все, что захочет, а я буду смотреть на это со стороны, в качестве бесплотного и лишенного тела наблюдателя.
– По-моему, ты уже сделала свой выбор, – говорит он, вылезая из машины. – Негритоска заплатит за твою гордыню.
– Подожди! – кричу я, вытягивая ноги во всю длину переднего сиденья.
Он снова по пояс влезает в машину, протягивает руку и расстегивает на мне джинсы. Потом дергает «молнию», хватает штаны за гульфик и рывком сдергивает их с меня до колен.
– Снимай их, – хрипит он, задыхаясь от усилий.
Я повинуюсь, как марионетка.
Он швыряет мои джинсы на заднее сиденье, затем направляет пистолет мне в лицо и срывает с меня трусики.
Просто поразительно, насколько быстро я дистанцируюсь от происходящего. Я уже наблюдаю за собой так, как будто слежу за героями фильма на экране: с восторгом и ужасом, но чувствуя себя при этом в полной безопасности. Собственно, я иногда просила своих любовников разыграть со мной такой сценарий – изнасилование как удовольствие. Наверное, так поступают многие нормальные женщины. Я просила мужчин связать меня, душить и бить по лицу. Так что теперь, когда все происходит наяву, я не вижу особого отличия от актерской игры. Хотя знаю, что разница должна быть обязательно. И она была бы… Для нормальной женщины.
Но я ее не чувствую.
Согласились бы большинство женщин на изнасилование только для того, чтобы прожить чуточку дольше? Или сопротивлялись бы из последних сил, дабы сохранить так называемую честь? Если я стану сопротивляться, это не остановит Билли Нила. Наоборот, он лишь причинит мне еще более сильную боль. Кроме того, что значит для меня быть изнасилованной еще один, лишний раз? Это случалось со мной так часто, что еще одно надругательство не играет никакой роли. Теперь я понимаю: меня насиловали, даже когда я была уже взрослой. Даже когда я говорила «да», нечто, не укладывающееся в моем понимании, заставляло меня повторять тот единственный вид сексуального соединения, который был мне известен.
– Я хорошо знаю таких девчонок, как ты, – пыхтит Билли, разворачивая меня на сиденье, так что в конце концов я оказываюсь лицом к лобовому стеклу и смотрю вперед, как пассажир во время воскресной прогулки. – Девчонок, которых распробовали в юности. Они лучше тайской шлюхи знают, как доставить удовольствие мужчине.